Университетские преподавательские умы, медицинские работники, не обременившие себя вколачиванием знаний в твердые юные лбы, да и просто случайные знакомые частенько любопытствовали, завидев студента-медика, вопрошая, что же ты, явно на головушку болезный, забыл в данной профессии. Одни принимались скрупулезно вспоминать прадедов, пытаясь доказать самим себе, что подобное наследие не папочкин приказ, а твой собственный выбор из чувства гордости за родные, пусть местами и ненавистные, корни. Другие переполнялись энергией, начиная бодро тараторить о престиже и благородстве профессии, отчего-то забывая упомянуть про судебные разбирательства, непрошибаемую дурость пациентов и прочие приятные бонусы. И горе им, если не забывали, а не понимали еще, не осознавали в полной мере, что предстоит. Третьи, заслышав вопрос, с влажным, но решительным взглядом упоминали тяжело, а то и неизлечимо больного родственника, заявляя, что уж они-то будут настолько гениальны, чтобы побороть суровый недуг. А кто-то просто ловил кайф от диагностических задачек и вызовов Смерти на ринг. Разные встречались ответы. Гэйб на подобный акт любопытства лишь пожимал плечами: «Меня просто уверяли, что в меде самые классные девчонки». В добавок к этому он зачастую демонстративно окидывал однокурсниц оценивающим взглядом и вздыхал: «Обманули, сволочи». К концу первого года дамы почти перестали закидывать его ластиками, парируя нелестные заявления.
Не объяснять же каждому встречному, насколько сильно пытался угнаться сразу за двумя потрясающими братьями, расшибая колени в процессе. И не просто угнаться – обогнать. Ах, Люциус, ты подался в адвокаты? А я выберу нечто еще более престижное и трудное. Не рассказывать же этим людям про то, что он даже не помнит свою мать, потому что не успели среагировать специалисты, хотя все произошло во дворе больницы. И уж точно не станет он рассказывать про попытку привлечь внимание отца, разучившегося в процессе переживания горя в одиночку общаться с сыновьями. У Гэйба было что ответить, только он не желал пускать всех подряд в потемки своей души. Там вам, знаете ли, не картинная галерея с экскурсоводами. Да и к тому же теперь он перестал доказывать что-то кому-то, разве что только себе самому, проникшийся искренним интересом к выбранному делу.
До ординатора вот доучился наконец-то. Подумать только, почти врач. Впрочем, пациенты итак кличут доктором, а ты тут же спину выпрямляешь, стараясь выглядеть не так убого после ночной гулянки. И дышать, главное, оч-чень осторожно. А то как прилетит от руководителя, что будешь иметь уникальную возможность изучить лично все изгибы своих осыпавшихся костей. Но беды отходили на второй план, когда в руках оказывалась шоколадка. А вот когда чудодейственной спасительницы под рукой не оказывалось и не находилось даже какой мелочи на ее приобретение или, чего уж там вредничать, на заполучение шоколадозаменителя, коим могли выступать разные сладости, от леденца до пряника, тогда наступало время жесточайших страданий, вселенской тоски и, чего греха таить, охоты на чужие запасы, что требовало определенной ловкости, смекалки, дьявольской харизмы и местами просто гениальности. Короче, дело было как раз для Гэйба. В один из поисковых забегов ноги и принесли его к святая святых скоряков, чьи запасы вызывали желание завистливо присвистнуть, что он немедленно и сделал, не забыв заодно тут же начать набивать карманы. Отныне доблестные сотрудники данного отделения заочно стали в его глазах чудеснейшими людьми. А чудесных людей что? Правильно, надо радовать визитами не менее чудесного себя.
Но даже у самых лучших из нас бывают промахи. Вот и негласные друзья подкачали, не оставив на этот раз ни единой, даже самой маленькой, шоколадки. Пришлось давиться пончиком прям на месте. И еще один, пожалуй, тоже не помешает, пока он тщательней сканирует шкафчики. О, кто-то даже решил помочь, судя по шуму открываемой двери за спиной. Вот только Гэйб был мужчиной самодостаточным и в альтруистских порывах не нуждался. Ой не вовремя некто приперся, в общем.
Некто при ближайшем рассмотрении оказался рыжим и… Ну рыжим, в общем. Шевелюра, веснушки, взгляд лучистый – все при нем. Однако луч с каждой секундой все больше напоминал Луч Смерти. К чему бы это?
- Привет, - вежливо поздоровался Гэйб, помахав обслюнявленным пончиком, предварительно вынув его изо рта, как воспитанный мальчик, конечно же. – Вы меня огорчаете, ребята. Неужели так сложно оставить хоть немного шоколада на нужды общественности?
И сразу к делу перешел, продолжив рыскать по ящикам, не для долгих расшаркиваний же он сюда явился.

Гэйб обязательно задумался бы над тем, отчего взгляд незапланированного собеседника так тяжел, если бы жажда докопаться до искомого и не возвращаться в свои владения без победы, поверженным, не захватывала все его мысли. Впрочем, пончик в зубах немного скрашивал нелегкие поиски. А тут еще и слух уловил интересное предложение, в коем фигурировали слова «пончики» и «чай». Не зря ему приглянулось это отделение все-таки.
- Я бы не отказался, милейший человек, - простецки отозвался Гэйб, обернувшись на мгновение, ловя взглядом нового знакомого. Хотя нового ли? Еще секунду он вглядывался в черты лица парня, потому как ему вдруг показалось, что где-то уже доводилось его лицезреть. Причем, без костюма и халата. Нет, не голышом, но в «штатском» – однозначно. Странный укол, от которого он немедленно отмахнулся. Мало ли что исстрадавшемуся без шоколада мозгу показалось в приступе бреда. Жертва, зажатая в зубах, мигом сгинула в пищеварительной системе, окончательно отгоняя видение.   
- А пончики, кстати, чудесные, - благодарно заверил, вернувшись к цели визита. – С меня причита… Аха! Наконец-то! Я знал, что вы не могли со мной так поступить.
Гэйб одним движением крутанулся на сто восемьдесят градусов, взметнув халат в воздух, сжимая в руке долгожданный трофей в виде шоколадного батончика. Пусть и маленького, зато успешно обнаруженного и проверенно вкусного. Несколько шагов приблизили его к рыжеголовому, пока пальцы на ходу вскрывали темную обертку, усыпанную мелкими надписями. А счастье-то есть и вот оно, в его руках. И плевать, если кто-то подобное не одобрит. Умейте радоваться мелочам жизни, зануды!
Зубы прихватывают шоколад, делают первый укус, отломанный кусочек переправляется в рот, где начинает слегка таять, дивный вкус воздействует практически умиротворяюще. И надо ж было рыжему подлецу испортить такой важный момент.               
Эмили. Вечеринка. Ванная комната. Бабах!
Кажется, в его мозгу только что взорвалось нечто, и такому их в медицинской школе явно не учили. Гэйб попытался вдохнуть резко куда-то исчезнувший воздух, но с трудом добытый приз сыграл с ним злую шутку, злорадно хохоча. Проще говоря – он подавился куском шоколадки, закашлявшись до проступивших на глазах слез. И пусть мозг полыхал, но соображалка сохранилась, так что он не стал дожидаться помощи от виновника пренеприятного события, а просто подлетел к нему, выхватил стакан из рук и залпом осушил, едва не подавившись в спешке еще и кофе. Повезло. В стаканчике могло оказаться и что похуже, кто знает.
- Кха, благодарствую, - выдавил, вновь обретя способность дышать и говорить, сунул обратно опустевший стаканчик владельцу, утер ладонями слезы одним синхронным движением.
А теперь перевести дух и заново осознать реальность. Реальность, в которой свершилось то, о чем он думал с содроганием. Гэйб, конечно, много всякой дурости делал, но обычно она не вызывала у него чувство стыда. Или же оно успешно зажевывалось, хоть в прямом, хоть в переносном смысле. Но почему-то именно за это было именно стыдно.         
Сказать, что он тогда был пьян – все равно, что утверждать, что автозаправка – это автозаправка. Вещь из разряда очевиднейших и не подвергающихся сомнению. Однако невменяемое состояние ничуть не повлияло на запоминание событий. Во всяком случае, он был уверен… Надеялся на это. Да, он прекрасно помнил, как был отшит хозяйкой вечеринки, а потом ее лучшей подругой, а потом подругой ее подруги, а потом еще пролил коктейль на себя и на подругу подруги подруги, а потом его отшила… В общем, день не задался, и почему-то идея сидеть в пустой ванне в одной рубашке и одном же носке, напевая «Yellow submarine» желтой резиновой уточке показалась ему дельной. Дороти – так он прозвал утку – во всяком случае не пыталась его спровадить и слушала очень внимательно, взирая немигающим взглядом. И как-то упустил он момент, когда у задушевного разговора между ним и всепонимающей Дороти появился свидетель. Свидетелю-то, в общем, хуже, так как и он был утянут в ванну, чудом не раздолбав череп о бортик в процессе. Утянут, прижат всем весом, дабы не сбежал, и подключен к обмену жизненными горестями, планами по захвату Вселенной, а также к сольному концерту мистера Уэста Великолепного. Гэйб предпочел бы стереть этот акт позора из памяти, но увы, увы, увы.
- Ванная Эмили, говоришь? – протянул он, окидывая взглядом парня. Молния его порази во время купания в озере. Он помнил все (надеялся на это, опять же), кроме лица своего временного заключенного.
- Чем докажешь? – невозмутимость и деловитость со сжирающим изнутри желанием провалиться до самого пат.отделения поданы. – Хотя нет, подожди.
В один прыжок Гэйб подскочил к рыжему, бесцеремонно сгреб в объятья до хруста костей и поспешно отстранился.
- Ну да, это ты, привет. А я – это не я, ты ошибся.
Не то чтобы в данном действе была необходимость, просто Гэйба понесло от внезапной нервозности. Стыд и нервозность – стоило пометить день в календаре. Черным, пожалуй.
- Всего хорошего, и спасибо за рыбу!* Тьфу. За пончики. И кофе.
Сваливать отсюда, срочно сваливать. Чутье так и вопило, что не выйдет из дальнейшего ничего хорошего. 
   
*Дуглас Адамс передает привет.

А рыжий явно был не промах и за отделением скорой не даром закреплен. Пусть и не кинулся демонстрировать прием Хеймлиха, освобождая верхние дыхательные пути, устраняя асфиксию, зато весьма резво дал свободу действий рукам Гэйба, убрав из них злополучную шоколадку. И дожевал ее без всяких колебаний, несомненно для того, чтобы не допустить повторения инцидента. Аж дух захватывало от такой решимости.
Правда на самом деле нутро сейчас перехватывало по иной причине. Что ж, он подозревал, что когда-нибудь этот день все-таки настанет. Когда-нибудь кто-нибудь должен был хлопнуть его по спине со словами: «Эй, чувак, а ведь это был ты!» А предугадывание дальнейшей реакции зоркоглазого являлось невозможным. Захотят ли ему переломать кости за те однозначно мучительные, неприлично растянутые минуты в не совсем приличной обстановке? Начнут ли его высмеивать, припоминая и нелепый вид, и сумасшедшие речи, и не самое лучшее на пьяный голос исполнение рок-н-ролльной классики? Или придумают нечто оригинальней, что сочетало бы в себе все приходящие в голову варианты? В принципе, ему могли отомстить и сразу после того, как отрубило, вымотанного частыми девичьими отказами и длительным сольным выступлением. Могли привести целую толпу народа и хорошенько повеселиться, изрисовывая беззащитное тело с обязательным дальнейшим фотографированием и вывешиванием компромата на каждом столбе. Ну или просто растрепать всем подряд. Однако ничего подобного не произошло. После вечеринки, когда он проснулся все в той же ванной, накрытый большим пушистым полотенцем, удобно греющим и прикрывающим неподобающие места вроде голой пятки одновременно, никто над ним не потешался, тем более коллективно. Словно и не было ничего. А бедняга, попавшийся в его цепкие руки, бесследно пропал, и единственное, что Гэйб мог о нем вспомнить – имя, которое тому удалось из себя в нужный момент выдавить, пока не подрасчитавший сил Гэйб едва не выдавил из него внутренности. Не факт, что имя настоящее.           
Жертва так и не объявилась, над Гэйбом так и не начал дружно смеяться весь город, так что несколько десятков крайне позорных минут он предпочел просто затолкать подальше в глубины памяти и не трогать от греха подальше. И на тебе, спустя почти год, получите и распишитесь, где галочка. Приехали. Приплыли. Класс. Встреча встреч. Какая потрясающая удача, что парень тоже оказался медиком, да еще и работал в том же госпитале.
Уэст, временно сбив визави с толку обнимашечной идентификацией личности, хотел было уже как можно быстрей свинтить, пока ему не начали припоминать весь мрак каждой, проведенной в его исключительно нетрезвой компании, минуты по отдельности, но не тут-то было. Рыжий не менее шустро, чем до этого, сориентировался, ломая спасительную траекторию до двери одним быстрым и крепким приобниманием за плечи. Гэйб замер, воззрившись на парня. Ну глупо как-то было бы вырываться сейчас и убегать, так что ничего не оставалось, кроме как смиренно ждать удара… которого не последовало. Он недоверчиво покосился на рыжего. Недоверчиво и с долей раздражения, стоит отметить. Кто вас, высоких, придумал только? Ладно, всего-то примерно на полголовы, а напрягало метров на двадцать. И не то чтобы Гэйб по этому поводу так уж сильно грузился, но иногда кололось в ребрах весомо. Он приосанился, чтобы хоть как-то сгладить такое наглое превосходство. Что ж, от компенсации в любом случае не уйти, да он и не собирался теперь увиливать, раз портить ему лик никто не рвался.     
- Мэтт, верно? – решил он уточнить на всякий случай для начала. – Мне сразу отдать тебе сердце, почки и прочие, поддающиеся трансплантации, причиндалы или просто сводить в ресторан? Тебе что ближе?
Поинтересовался, слегка похлопав по свисающей с плеча руки, ожидающе уставившись на нового-старого знакомого. Гэйб понятия не имел, каким количеством крови ему теперь придется расплачиваться, и очень желалось поскорей конкретизировать данный волнующий момент.